К Эрне мы пришли минут за пятнадцать до четырёх. Она открыла нам дверь и впустила вовнутрь. Сказала, чтоб мы не снимали обувь. И провела к большому столу, находящемуся в углу комнаты, похожей на букву Г, имеющей с маленькой ближней ко входу стороны встроенную кухню и гостиную с другой стороны. Мы пожали ей руку, выразили своё соболезнование воочию и уселись за стол, накрытый белой скатертью. Зажгли принесённую из дома свечку и поставили её на стол. Из другой комнаты выглянул её сын Костя, кивнул нам и вскоре вышел из дома. Мы осмотрелись вокруг и увидели чисто прибранные комнаты, многочисленные фотографии детей и внуков на стенах и на полках, и скромный, незамысловатый, украшенный цветными ленточками, цветами и коврами уют. Довольно типичная обстановка пожилых русских немцев.
Эрна налила нам и себе в стаканы минералки, и не спеша потекла тихая беседа. Вернее, сначала она повела рассказ о последних днях жизни своего отца. А мы сидели и слушали, лишь Таня изредка задавала вопросы. Я же по своему обыкновению помалкивал и прислушивался к разговору и царящей в доме атмосфере.
По словам Эрны, Александру, её отцу, стало плохо во вторник, 14.08.2012. Когда она пришла к нему по своему обыкновению утром, он уже к тому времени давно не спал и с нетерпением ждал её прихода. Мог бы и позвонить, но по своей привычке или упрямству не хотел, как ему казалось, беспокоить. Ему не хватало воздуха. Кислородный баллон, которым он пользовался дома, уже не помогал. Скорая помощь приехала довольно быстро. И часов в одиннадцать он был уже в больнице в палате. К нему подключили уже больничный кислород, обвешали кабелями от медицинских приборов, поставили капельницу с лекарствами. Так он провёл пять дней. Потом ему стало немного лучше. И в понедельник, двадцатого числа, его поместили в дом престарелых, так как он нуждался в постоянном уходе и врачебном контроле.
Комната Александра, куда его определили, была просторной, с двумя окнами. Эрна со своими дочерьми привезли ему в тот же день его любимые картины, фотографии, икону, библию и прочую христианскую литературу. Привезли его одежду и повесили в шкаф. Обставили его комнату так, чтобы он ощущал себя как дома. Привезли также его любимое кресло, ставшее его последней… Но об этом потом.
Сразу по прибытии в дом престарелых Александру дали две таблетки. После чего он оживился, встал на ноги и так до самого своего конца на них и оставался. Сам мылся, сам кушал, ходил по комнате, читал библию и молился. Эрна сказала, что это, видимо, были очень сильные таблетки. Мы с Таней подумали, что это был морфий, кортизон или что-то подобное. Разумеется, что это было не единственный раз. Таблетки давались регулярно. Но зато они помогли ему держаться на ногах и оставаться в полном уме и сознании до последнего мгновения.
В ночь с воскресенья на понедельник 27-го числа около четырёх часов утра Александр попросил обслуживающий персонал, чтоб его помыли. Его помыли, одели в чистое бельё, перестелили постель. И когда Эрна утром приехала к нему, то застала его помытым и лежащим в кровати со свежепостеленным бельём.
Во вторник, 28-го, Эрна с утра опять была у отца и ушла часов в одиннадцать. С ним оставался только его двоюродный брат, который потом рассказал следующее.
В двенадцать, как обычно, принесли обед. Александр поел. Затем, встав из-за стола, прочитал молитву. И буквально после молитвы, внезапно почувствовал себя плохо, начал рвать рубашку на груди и повалился в своё любимое кресло. То самое, которое ему привезли из его квартиры вместе с другими вещами, и ставшее его последним ложем. Брат успел только подставить руку под его голову, чтобы она никуда не запрокинулась и увидел, как Александр выпростал из под себя ноги и затих.
Hilfe! Hilfe! - На помощь! Закричал брат.
Сразу набежала куча врачей, медбратьев и медсестёр со всевозможными приборами неотложной помощи. Это было в пол-первого. Брата попросили покинуть комнату. А ещё через час весь медперсонал вышел, и кто-то из врачей сообщил, что Александра больше нет.
В это время Эрна была дома и сидела за обеденным столом со своими дочерями. Телефонный звонок из дома престарелых застал их врасплох. С одной из дочерей случился обморок. Правда, она быстро очнулась и поспешила в ванную комнату, умыться холодной водой. После того как все оправились от этой вести, они собрались и поехали в последний приют их отца и деда.
За это время персонал дома, (послужившего последним приютом нашего соседа) где скончался наш сосед по лестничной клетке, прибрался в его комнате. Александр был помыт, одет в свежее и лежал в кровати. Постель была ещё раз поменяна. На столе был порядок, несколько отличавшийся от того, к которому привыкли Александр и Эрна. Фотографии были поставлены, все книги раскрыты. Было красиво, но по другому. Не так, как обычно.
На этом Эрна закончила свой рассказ и вздохнула. Наступила тишина. Она встала, принесла уже приготовленный кофе в термосе, пирожное и блины. Сахар, сметана, блюдечки с чашками и чайные ложки были уже на столе. Она разлила кофе по чашкам, и мы продолжили разговор. На этот раз все принимали в нём участие.
Эрна рассказала, как помогла своему отцу два года назад найти здесь квартиру и перебраться из Кёльна в Ганновер. Так он стал нашим соседом по лестничной площадке. Мы довольно быстро познакомились. Часто разговаривали на улице возле дома. То сталкивались друг с другом со стороны парадного входа, у стоянок, то сзади дома на лужайке, где он любил сидеть, греясь на солнышке, на скамейке или на компьютерном стуле, который он катал туда-сюда по траве и дорожкам, выбирая место получше.
Позже выяснилось, что он не только мой тёзка. Его день Рождения на три дня позже моего, правда с разницей в возрасте в 29 лет. Несмотря на свои годы, а ему уже было больше восьмидесяти, он ходил сам в магазин за продуктами, ездил на велосипеде в “Кирху” - церковь. Помогал нам дотащить какую-нибудь сумку из машины или просто придерживал входную дверь или дверь лифта.
Иногда мы хаживали друг к другу. Чаще я к нему. Думаю ему было так проще. У нас квартира современная, с телевизором, музыкальной установкой, компьютером. У него же ничего этого не было. И он не хотел. Много времени он проводил за чтением христианской литературы. Библия была его настольной книгой. Любил он и поговорить на религиозные темы. Причём ударялся в такие рассуждения, в которых я был не очень-то и силён. Рассказывал также о своей прежней молодой жизни в Казахстане. Но это отдельная история. Может, когда-нибудь дойдут руки и до этого.
Сам по себе Александр был человек улыбчивый и приветливый. Любил поговорить, но навязчивым его нельзя было назвать. Хотя было видно, что общения желал бы он себе немного больше, чем его было. Томило ли его это, не знаю. Может быть. Но он не показывал вида. Вообще, если вдуматься, то он был достаточно строг к себе и добр к окружающим. Несколько раз за вечер Эрна повторила, что он был очень сильным человеком. Да это и мы сами хорошо чувствовали и знали. Александр до последнего старался как можно реже прибегать к чужой помощи. Хотя бы в уходе за собой. Когда ночью ему было плохо, он старался держаться до утра, никого не тревожа. И лишь утром звонил дочери, если её к тому времени у него ещё не было. Его дочь, тоже кстати не совсем молодая женщина, не работающая уже по возрасту, вырастившая шестерых детей, помогала ему в быту: делала уборку, стирала и что-то готовила.
Как-то, уже в этом году, Таня заходила померить ему давление, когда он себя плохо чувствовал. А я зашёл к нему в тот день вечером после работы, справиться о самочувствии. Тогда-то мы и обменялись телефонами. И когда его положили в больницу, Эрна переписала все телефонные номера, которые нашла у отца, в отдельную записную книжку. Вот таким образом она и позвонила нам 30 августа. А день спустя мы сидели у неё дома, слушали её рассказ и вспоминали некоторые подробности из жизни её отца. Причём некоторые вещи представлялись несколько в ином свете, чем нам до сих пор были известны.
Так, например, некоторым сюрпризом явился рассказ Эрны о прошлогодней истории с “попыткой к бегству” Александра в Норден на Северное море, где проживают два его сына. Со слов Александра это выглядело немного по-другому. Впрочем, это совершенно естественно, когда в устах двух человек одна и та же история звучит по разному. Вспомнили затем, как через две недели он оттуда вернулся. И что после этого других попыток куда-либо уехать больше не предпринималось. А с начала этого года, или даже с наступлением зимы, ему становилось всё хуже и хуже. И теперь вместо путешествий он попадал время от времени в больницу, которую с большой радостью снова и покидал. Не очень-то жаловал он врачей. Говорил, что они сами не знают, что лечат. Что он им говорит одно, а они, как ему казалось, проводят совсем не те процедуры.
Но вернёмся к последнему дню его жизни. В тот день вечером, собралась небольшая группа людей, с которыми он ходил в кирху, и спела стройными голосами несколько заупокойных молитв. Было это в восемь часов. А в полдевятого они уже и вышли из комнаты в пустой коридор. Обслуживающий персонал прокомментировал, что такого они ещё в стенах этого дома не видели. Добавили, что это было очень торжественно и красиво. И что это для остальных обитателей дома ни в коем случае не было помехой. Также они сказали, что такому порядку в вещах и действиях Александра и Эрны, принесённоьу с собой, можно только удивляться и радоваться.
При прощании Эрна сказала, что похороны состоятся в понедельник в Нордене, где уже покоятся некоторые члены их семьи. Мог ли предполагать Александр такое ещё при жизни?
Ещё она сказала, что мы хорошо сделали, что зашли к ней. И что она на похоронах перед последним прощанием с гробом отца упомянет об этом. Мы в свою очередь сказали, что пусть душа его упокоится.
Когда мы вышли от Эрны, на землю упали первые капли дождя.
Ганновер, воскресенье, 09.09.2012
Комментариев нет:
Отправить комментарий